Единый мир Марии Новиковой
«Jeden svět»
права человека
«Človek v tísni»
Мария Новикова
C 5 по 13 марта в Праге проходил 10-й ежегодный международный фестиваль документальных фильмов о правах человека Jeden svět, посвященный лауреату Нобелевской премии мира Аунгу Сан Суу Куи и жителям Бирмы. Организован фестиваль был Чешской организацией Človek v tísni, при поддержке Вацлава Гавела, министра культуры Вацлава Ехлички и мэра Праги Павела Бема. На фестивале было представлено 138 фильмов 40 стран мира, порядка 50 тысяч зрителей посетили семь кинозалов Праги. Основной темой представленных фильмов явилась проблематика прав человека на примере отдельно взятых судеб. Широкую презентацию в рамках фестиваля получили республики постсоветского пространства: Беларусь, Туркменистан, Россия, Узбекистан и Украина. Фильм о жизни и социальных проблемах артистов цирка Узбекистана представила русский режисcер-документалист из Амстердама Мария Новикова.
— Вы снимаете критическое кино, затрагиваете тему прав человека, ваши фильмы демонстрируются в России?
Мария Новикова: Как ни странно, да. В прошлом году на фестивале Jeden svět, я представляла фильм о Чечне «Три Товарища» и тогда же получила предложение от Светланы Ганушкиной, председателя организации «Гражданское содействие», члена совета по правам человека при президенте РФ. Мы встретились в Москве, после чего моя давняя мечта осуществилась – «Гражданское содействие» устроило показ фильма в столице России. Наше сотрудничество со Светланой пошло дальше. Когда я начала работу над фильмом об Анне Политковской, Светлана стала одним из персонажей.
— Как встретила российская публика фильм «Три Товарища»?
Мария Новикова: Публика была очень возбуждена. Многие знакомые и незнакомые люди после просмотра говорили о том, что даже представить себе не могли, что такое происходит в Чечне — думали: воюют, да и воюют себе с террористами, а то, что с мирными людьми идет война, даже и не подозревали. Интересно, что многие в России фильм уже видели в интернете. Центр экстремальной журналистики показывает фильм по городам России. Меня это, конечно, радует. Цель, в принципе, достигнута — русские люди могут смотреть и видеть, что эта война не русских с чеченцами, а государства с народом.
— Отличается ли реакция на ваш фильм чешского и российского зрителя?
Мария Новикова: Безусловно! Особенная черта — активность, а ее как раз в России нет. Яркий пример тому – неполные, маленькие залы на документальных фильмах. В Чехии все по-другому. В этом, как и в прошлом году фильмы показываются в просторных переполненных залах, как «Светозор», «Люцерна». Потрясающая активность публики, основная аудитория — молодежь, и молодежь действительно интересующаяся! В России этого нет, особенно в Москве, и тем более среди молодежи, едущей со всех краев страны в столицу показать свою любовь к президенту. Но существует и более личностное отношение людей в России. Встречается зритель, после просмотра чувствующий свою личную вину, что «да, вот, мы русские, и мы это допустили» — на самом деле, это бьет намного сильнее, чем в Чехии или Голландии.
— У вас возникало подобное чувство, когда вы снимали в Чечне?
Мария Новикова: Да. Первый раз, когда я приехала в Грозный, мне было стыдно, что я русская. Потом, конечно, это прошло, я поняла, что у простых чеченцев вражды к русским нет. Намного больше ненависти у самих русских, и не только к кавказцам, но и к азиатам, которые приезжают в Россию. Сколько людей из Узбекистана, Таджикистана, Кыргыстана едут на заработки в Россию, но, опять-таки, они реально рискуют жизнью. И это не только в Москве и Питере, но и практически по всей России. Этих людей буквально убивают на улицах правые радикалы. Такие случаи происходят регулярно, и это пугает. Фашизм официально не разрешен, но, в общем-то, поддерживается государством. СМИ переполнены жуткой пропагандой. Империалистический снобизм, к сожалению, сейчас развивается в России, и ему дают развиваться.
— Вы родились в Москве, затем долгое время работали на севере Казахстана, в настоящее время живете в Амстердаме. Ваш приход в документальное кино связан как-то с этими перемещениями?
Мария Новикова: Я всегда хотела снимать кино, однако не решалась поступать во ВГИК. Писала сценарии, что-то делала с друзьями. Оставшись в России, думаю, я бы не стала заниматься документалистикой. То, что там называют документальным кино, за исключением деятельности буквально нескольких режиссеров, то, что там показывают по телевизору, простите, это не документальное кино, это удобное кино. Или сладкие фильмы о том, как все хорошо, или обвинения каких-то врагов народа, из-за которых якобы в стране происходят все беды.
Очутившись в Голландии, у меня появилась возможность учиться профессиональным навыкам — снимать, монтировать и т. д.. Я познакомилась с другими документалистами, стала для кого-то работать, а потом почувствовала, что сама хочу рассказать историю своей страны, то, что там происходит. Мне показалось, что я это смогу, и вот... Когда приезжаешь в другую страну, интенсивно ищешь себя. Я нашла.
— Почему именно документалистика?
Мария Новикова: Когда я работала у других голландских режиссеров в качестве исполнительного продюсера, приходилось брать интервью, организовывать съемки в России, меня поражало, как люди реагируют — открываются, плачут, показывают эмоции. Каждый раз возникала мысль: «То, что мы сейчас сняли, такое ни один актер не сыграет — настолько по-настоящему...»
Мне всегда было присуще любопытство к человеческой судьбе, а документальное кино — для меня, в первую очередь, является средством коммуникации, благодаря которому возможно еще ближе подойти к человеческой судьбе, особенно тогда, когда интересный тебе человек становится героем твоего фильма.
— В ваших фильмах чувствуется особенно бережное отношение к героям. Вы продолжаете общение с ними после съемок?
Мария Новикова: Съемки — это всегда длинный процесс. Сначала едем знакомиться, потом снимаем; когда д елаем монтаж, в течение нескольких месяцев слышим их голоса, интонации. В документалистике очень важна тема этики. В любом разговоре человек может оголить свои чувства, а его снимает камера. Человека можно показать плачущим, человека можно показать кричащим, но одно дело — когда он открылся только перед тобой, другое дело — показать его откровение всему миру. Режиссер сам ставит границы. Есть авторы, которые используют свои персонажи, а потом просто о них забывают. Мне кажется, если человек открылся, то я в ответе за него. Я стараюсь поддерживать контакт с героями моих фильмов — их всех люблю.
— В прошлом году вы представляли фильм, снятый в Чечне, в этом году — фильм, снятый в Узбекистане. Это особый интерес к восточной культуре?
Мария Новикова: С одной стороны, конечно, это две очень интересные культуры. По-моему, в Западном мире традиция сохранилась в меньшей степени, чем на Кавказе и Средней Азии, у нас, европейцев, более холодное общество. А в маленьких восточных странах традиция жива, люди более человечные, мягкие. Эти страны мне более близки, как их культура, так и ее носители.
С другой стороны — ислам. В Европе, особенно в России, сложилось, на мой взгляд, ложное представление об исламе. Из чувства сопротивления мне хочется показать милых, открытых людей — представителей «мягкого ислама», сломать стереотип «мусульманина-врага».
— Новые страны на горизонте?
Мария Новикова: Хочу снимать фильм в Литве. Как ни странно, именно там. Была в Литве два года назад, до сих пор не могу забыть встреченных людей. Маленькая страна, во времена Второй мировой войны находившаяся между Гитлером и Сталиным — очень много историй. Сейчас вошли в ЕС, но это не значит, что все радостно и хорошо. Не все рады присоединению. И опять-таки, прижимают с двух сторон: Европа с Запада, Россия с Востока. Дико пугает путинский режим, так как уже звучат призывы к возвращению Советского Союза, к восстановлению прежних границ.
— Уже полтора года вы работаете над фильмом о российской оппозиции. Какое ощущение?
Мария Новикова: Очень грустное ощущение от современной России. С одной стороны, полный маразм с Путиным и Медведевым. Прошедшие выборы. Вертикаль власти, где непонятно, кто кого съест, и чем все это кончится. Оппозиция разъединена и не может договориться — надо объединяться, а не постоянно обвинять друг друга.
С другой стороны, на протяжении года съемок в оппозиционном кругу, появился оптимизм. Снимая фильм в Чечне, меня не покидало чувство, что в России все злые, безразличные, пассивные. После общения с оппозицией, не только с Каспаровым и его окружением, но и с простыми, по-другому мыслящими людьми, мнение о России изменилось. Пусть десять, двадцать, пятьдесят человек — думают не так, как принято, не так, как позволено думать, люди, хотящие, что бы в России произошли перемены — и это радует, вселяет надежду.