Господин Чайковский

Музыка – лучший дипломат
Поезд выпустил облако пара, открылись двери вагонов, и на подножке появился немолодой, но красивый статный мужчина с седыми волосами и аккуратно подстриженной бородой. Это был Петр Ильич Чайковский, прославленный русский композитор. Его сопровождал талантливый ученик Александр Зилоти. Сойдя на перрон, оба русских гостя оказались в окружении ликующей толпы поклонников и были приветствованы истинно по-русски на чешской земле. Петр Ильич был растроган и сказал в ответ несколько теплых слов о радости приезда в страну Бедржиха Сметаны, в страну, где творит Антонин Дворжак — «Димитрий, которого приняли в России с большим интересом».

Чайковский прибыл в Чехию через Дрезден из Берлина, где состоялись его знакомства с Брамсом, Штраусом, Бузони, Григом, Никишем. Это было его первое заграничное турне в качестве композитора и исполнителя собственных произведений. Везде ему сопутствовал шумный успех. Бесконечные приемы, встречи, банкеты утомили его, слова «старость» и «тоска» нередко встречались в его дневнике, а было ему в то время всего 48 лет.
В Прагу Петр Ильич был приглашен известным издателем Велебином Урбанком от организации Umělecká beseda. Этот известный союз артистов и музыкантов уже два года проводил «Популярные концерты», пропагандирующие классическую музыку для широких слоев населения. Первым музыкантом, выступившим в «Популярных концертах» в 1886 году был немецкий пианист и дирижер Ганс фон Бюлов. Следующим гостем стал П. И. Чайковский.

С того момента, как нога композитора ступила на пражскую землю, жизнь закрутила его в водовороте событий, в череде встреч, знакомств и новых лиц. Он осмотрел красавицу Прагу, посетил Национальный музей, побывал на нескольких спектаклях Национального театра. Одна из опер, которую он захотел послушать, была «Отелло» Дж. Верди. Последнюю оперу великого итальянца в то время можно было услышать лишь в Милане и Праге, чем был горд директор Национальной оперы Франтишек Шуберт.

Гениальная дружба
На этом же спектакле в антракте Чайковский познакомился с Антонином Дворжаком, и они договорились встретиться на следующее утро в отеле «У Саского двора».
«Гость наимилейший и наидражайший», — так написал Петр Ильич в своем дневнике после визита А. Дворжака утром 13 февраля. Оба композитора не скрывали взаимной человеческой симпатии. Адольф Патера, «милейший Адольф Осипович», помогал им понять друг друга — благодаря прекрасному владению русским языком, он стал переводчиком Петра Ильича на время всего его визита.

Знакомство с Дворжаком переросло в настоящую дружбу, они виделись каждый день. Чайковский принял приглашение на обед и посетил своего нового друга в его доме на улице Житной. «Простая симпатичная женщина и прекрасная хозяйка», — отозвался он в своем дневнике во вторник 14 февраля о супруге чешского композитора. Гостеприимство и уют их дома помогли ему отдохнуть и расслабиться после насыщенной программы последних дней.

Свет в окошке Моцарта
Концерт был назначен на 19 февраля в самом большом и парадном зале Праги — Рудольфинуме, и 15-го он провел первую репетицию с оркестром.

В тот же день композитор захотел побывать в доме, где несколько раз останавливался почитаемый и любимый им Моцарт. В одном из своих дневников он писал: «По моему глубокому убеждению, Моцарт есть высшая сила, кульминационная точка, до которой красота досягала в сфере музыки. Никто не заставлял меня плакать, трепетать от восторга, от сознания близости своей к чему-то, что мы называем идеал, как он. В Моцарте я люблю все, ибо мы любим все в человеке, которого мы любим действительно. Больше всего «Дон-Жуана», ибо благодаря ему я узнал, что такое музыка».

Миновав Малу Страну и дымящие трубы промышленного предместья Смихова, коляска остановилась в почти мертвой тишине Бертрамки. Жесткие сухие листья шелестели под ногами в парке, светили газовые лампы. В их освещении виднелись окна кабинета, где когда-то работал Моцарт. Петр Ильич был задумчив и сентиментален, и возможно, размышлял о том, что Прага, так горячо принявшая и полюбившая Моцарта с его «Дон Жуаном», спустя столетие дружелюбно и радостно встречает и его.

Вечером — снова опера, на этот раз «Проданная невеста» Бедржиха Сметаны. Чайковскому было интересно услышать это произведение в оригинале.

На следующий день с успехом прошла вторая репетиция концерта. В перерыве к нему опять подошел Дворжак и был «страшно милый». После репетиции Петра Ильича ожидала встреча в городской Староместской ратуше. Его с почетом приняли в старинном зале заседаний, мэр доктор Шольц показал ему знаменитый Орлой, рассказал легенду о его возникновении.

Надо говорить по-чешски
После посещения ратуши Петр Ильич начал подготовку речи для банкета, назначенного на день концерта. Он мог, конечно, произнести свою речь на русском или немецком языке, но посчитал, что правильнее будет произнести ее по-чешски. Он написал текст, и Адольф Патера перевел, после чего композитор его снова переписал уже русскими буквами. Затем Патера внимательно проконтролировал правильность ударений и произнес: «Я как-то обмолвился о том, что вы, Петр Ильич, на банкете произнесете речь по-чешски. С того времени по Праге ходят слухи, что вы начали изучать чешский язык». И действительно, днем позже слух этот попал на страницы газет уже в качестве несомненного факта. Можно предположить, что Чайковский блестяще справился с нелегкой задачей: музыкальным слухом он чувствовал родственность славянских языков, к тому же прекрасно владел немецким и французским языками.

Вечером того же дня композитора принимали в русском кружке. Среди гостей были пражане и приезжие, музыканты, артисты, литераторы. Звучала русская речь, дымились самовары, приглашенные шумно и оживленно беседовали. При появлении Чайковского и Зилоти запели русскую здравницу «Многая лета» — почетных гостей приветствовал хор православного собора. В программе вечера были исполнены произведения Чайковского, Дворжака и Бендла. После концерта Чайковскому с трудом удалось распрощаться с поклонниками.

Ничто не мешало ему вечером погрузиться в изучение партитуры собственного скрипичного концерта. Тишина и покой помогали ему сосредоточиться — Прага тогда была тихим городом с умеренным и неторопливым ритмом жизни.

Счастливые часы идут
В день генеральной репетиции, 18 февраля, зал был переполнен. Слушатели, которым не досталось билетов на концерт, получили возможность за небольшую плату присутствовать на генеральной репетиции. После репетиции Чайковский получил дорогой подарок: Антонин Дворжак преподнес ему партитуру своей симфонии d-moll. В знак признательности Петр Ильич подарил своему другу часы, недавно приобретенные в Праге. Известно, что эти часы он облюбовал для себя в витрине магазина. Вошел, чтобы узнать цену. Неожиданно часовщик, взглянув на покупателя, радостно воскликнул: «Господин Чайковский? Для вас, маэстро, цена будет особенной». Продавец значительно сбросил цену и послал аккуратно упакованные часы в отель, где проживал композитор.

На концерте 19 февраля в большом концертном зале Рудольфинум при полном аншлаге прозвучали увертюра-фантазия «Ромео и Джульетта», «Первый концерт для фортепиано», «Элегия из Третьей сюиты для оркестра», «Скрипичный концерт» и «Торжественная увертюра 1812 год», снискавшая наибольший отклик в сердцах слушателей (возможно, благодаря звучавшему в ней русскому гимну). Успех был невероятный и превзошел все ожидания. Благодарная публика не хотела отпускать счастливого композитора со сцены. Его буквально осыпали всевозможными сувенирами, памятными подношениями, цветами и венками. Лишь после нескончаемых оваций покинул Петр Ильич подиум Рудольфина и в сопровождении друзей уехал в отель, где в его честь был приготовлен большой банкет.

Свою благодарственную речь Чайковский произнес с неменьшим успехом. Петр Ильич оценил значение чешской музыки и музыкантов в России, «которые научили меня сердечно любить и уважать чехов». Он поблагодарил за особенный прием, оказанный ему в Праге всеми, «от выдающихся деятелей до последнего работника отеля, в котором проживаю». Особо подчеркнул, что дорожит симпатией чешского народа к России, и закончил свое слово тостом за здоровье организаторов концерта. После Чайковского выступил Дворжак, пожелав своему другу милости Божьей и долголетия.

На этом банкете состоялся знаменательный разговор Чайковского с директором театра Шубертом, ставший предзнаменованием второго визита композитора в Прагу.

Онегин
Шуберт подсел к Чайковскому и сказал, что Прага хотела бы увидеть его и как оперного дирижера, управляющего своей оперой. «Лучше не желайте этого, — улыбнулся Петр Ильич, — Я не умею дирижировать оперы. Концерты — да, в них я чувствую себя уверенно, но оперы стараюсь доверять капельмейстерам. К тому же, какую из моих опер вы хотели бы слышать? Не думаю, что либретто моих опер будет принято за границей». Шуберт возразил, что сегодняшний концерт доказал, как велик в Праге интерес ко всему русскому. «Не знаю, не знаю, — повторил композитор, — „Опричник“? „Чародейка“? „Черевички“? Не знаю», — и отрицательно покачал головой. Шуберт был хорошим дипломатом: «А какая из ваших опер вам милее всего?» В эту минуту Петр Ильич стал серьезным и посмотрел собеседнику в глаза: «Одно мое творение мне милее всего, но за пределами России оно невозможно». «Какое творение?», — допытывался Шуберт. Чайковский ответил неопределенно: «Оно почти не драматично, это всего лишь сцены..., это невозможно». Шуберт постарался его убедить, что Прага может понять многое, что чехи ближе русским, чем какой-либо другой народ. «Но вы хотя бы скажете, как называется ваша любимая опера?» «„Евгений Онегин“, — произнес Петр Ильич и сразу добавил: — Но это не опера и не драма, только лирические сцены». Шуберт уверил его, что с поэмой Пушкина в Чехии давно знакомы и что опера будет принята с таким же интересом, как и другие произведения Чайковского. Петр Ильич был взволнован и растроган и крепко пожал директору руку.
Банкет продолжался до позднего вечера в бесконечной череде тостов, чтения писем и телеграмм. Под конец застолья Чайковский разделил на память между гостей свой лавровый венок. Остальные венки он передал на могилу Бедржиха Сметаны. Из дневника композитора: «Какое было оживление, но все это принадлежало не мне, а голубушке России».

Минута абсолютного счастья
Двадцать первого февраля в Национальном театре Чайковский продирижировал свой второй концерт. Были исполнены «Струнная серенада», одну часть из которой оркестр должен был повторить на бис, «Вариации из Третьей сюиты для оркестра», фортепианные произведения, «Торжественная увертюра 1812 год». Во второй части концерта — второй акт балета «Лебединое озеро». Вот как описал Петр Ильич впечатления от пражских концертов в письме к Н. Ф. фон Мекк от 22 февраля 1888 года: «Успех был громадный. После первого концерта был многолюдный банкет, на коем я сказал, или, лучше, прочел речь по-чешски. Это ужасно тронуло чехов, и успех речи был неописанный. Вчерашний концерт в театре был очень приятен для меня, ибо оркестр играл как-то особенно хорошо». В завершение этого дня в дневнике композитора появилась запись: «Минута абсолютного счастья». Что можно добавить к такой всеобъемлющей фразе?
Первое и самое длительное пребывание Чайковского в Праге закончилось. Прощание на Смиховском вокзале вышло трогательным и искренним. Казалось, что расстается он с людьми близкими, ставшими за эти десять дней ему почти родными. Последний букет цветов, последние слова признательности, дружеские рукопожатия, и сигнальный звонок заставляет его подняться в вагон. И вот уже медленно уплывает перрон с провожающими, растворяется во мгле лес машущих рук, скрываются из глаз огни вокзала, поезд погружается в ночь и несет его дальше и дальше. Впереди его ждал Париж…