19 декабря 2011, 17:00 Открытие выставки Татьяны Данильянц «Венеция на плаву»
Татьяна Данильянц – российский поэт, кинорежиссер, художник и фотограф, лауреат литературной премии «Носсиде» (Италия, 2008 год), участник многочисленных национальных и международных поэтических фестивалей, является членом Российского Союза фотохудожников, Международной Ассоциации искусствоведов.
По утверждению автора, ее работы можно определить как «фотография-живопись». Работы выставки «Венеция. На плаву» открывают для зрителя иной образ Венеции, чем мы привыкли видеть, показывая «территорию абсолютного счастья». Под взглядом художницы Венеция предстает во всем своем величии и красоте. Великолепная мозаика деталей цветов, гондол и зданий раскрывается в своем живописном многообразии, удивительно гармонируя в ансамбле города на воде.
На открытии выставки автор Татьяна Данильянц представит свои стихи, в том числе и из поэтического сборника «Венецианское» (2007), после чего состоится демонстрация документального фильма «Сад, который скрыт» (2008). Автор ищет ответ на вопрос: есть ли в Венеции настоящая жизнь или город является «прекрасным фасадом музея, существующего для вечно жадных до впечатлений туристов»? В фильме приняли участие десять коренных венецианцев – представителей культурной и интеллектуальной элиты города, а также простые горожане: продавец цветов, реставратор лодок. Автор приходит к ответу, что Венеция – это живой город, населенный счастливыми людьми, которые находят способы гармоничного сосуществования со столь особой средой.
ВИЗУАЛЬНАЯ МИФОЛОГИЯ ТАТЬЯНЫ ДАНИЛЬЯНЦ
Кто хорошо видел Италию, тот никогда не будет несчастным.
Иоганн Вольфганг Гете
В воде Венеция плыла.
Борис Пастернак
Фотография Татьяны Данильянц естественно существует в пространстве авторских художественных «высказываний», утверждая свою феноменальность в органическом единстве с поэзией и кинематографом. В ее мгновенных «точечных» состояниях таится смысл поэтики автора: многослойная визуальность киноязыка и глубинная ассоциативность поэтического зрения.
Венеция для Татьяны Данильянц становится местом встреч этих художественных векторов, особых измерений, где проявляется интегральность ее творчества. Она превращается в сакральное место, уже освященное на Венецианской Биеннале 2007 года презентацией поэтической книги «Венецианское».
«Венецианское» звучало в книжном магазине «Acqua Alta» (что означает «высокая вода»), рядом с пьяццей Сан-Марко, в экзотической гондоле, упакованной в многочисленные «тексты», готовые плыть в соседстве с магическими венецианскими мирами Генри Джеймса, Томаса Элиота и Иосифа Бродского. Ее образность отчетливо просматривается в серии фотографий Татьяны Данильянц, поименованной автором «Венеция. На плаву». Она мерно покачивается в своей барочности, наполненной светом и отражениями, соединяя небо и землю зеркалом венецианской лагуны и многочисленных каналов. Пьяццы и пьяцетты, человеческие судьбы, страсти и желания, покой и равновесие скрываются в этих фотографиях, сближенных с изысканной венецианской живописью, с нюансировками Тинторетто, избегая прямой сюжетности и погружаясь в летейские венецианские воды, требующие забвения. В них практически везде появляется гондола, символ перехода из чувственного в идеальное, лодка, абсолютно созвучная человеческой душе, скользящий образ, присутствующий в пространстве лорда Байрона, Александра Блока и Бориса Пастернака. Ее контуры рифмуются с орнаментом ковра, свободно свисающего с сиденья гондолы, с декоративным рисунком на внутренних и внешних поверхностях лодки, с «психоделической» тональностью воды, окружающей ее лекальные формы и изгибы ее силуэта, снимая конкретность ситуации и наделяя фотографию универсальной «беспредметностью».
Оставаясь в границах классической визуальности «текста», фотокомпозиция художницы возвращает в современную культуру свою изначальную органику как универсальную информацию, существующую, по выражению Ролана Барта, в «безграничной империи знаков». В этих координатах феномен традиционной образности заменяется абсолютно новыми и в тоже время абсолютно глубинными архетипами и модулями, обращенными к «геометрии», «топографии» метафизических визуальных смыслов и ритуалов. Чтобы декодировать один из этих «ритуальных пикселей», необходимо проанализировать также предшествующие и последующие фазы его «памяти», формируя современный актуальный механизм зрения. Сканированная в этих «ритуальных» стратегиях, реальность обретает свое «разрешение», сохраняя фундаментальную традицию и, вместе с тем, реализуя технологическую метафору-термин: «наилучшее разрешение изображения».
Создавая новый визуально-информационный имидж, фотографии Татьяны Данильянц актуализируют традицию «русской беспредметности», но уже в другом, не в традиционно живописном измерении – в поэтических пространствах художницы она окрашивается рефлексией и восстанавливает «утраченное время». Ее образ интеллектуализируется и порой лишается своей чувственной телесности, обреченной на мутацию и полное преображение. Ее формы наглядно подчеркивают качественно новые связи искусства с философией языка, где зрение встречается с чистым сознанием, не обязательно требующим достоверности тактильного жеста. Абстрактность здесь отождествляется не только с безграничностью материи, но и с безграничностью и вариативностью концептуальных визуальных размышлений о качестве окружающей нас жизни, о ее расслоенной барочности, нуждающейся в особом диалоге, на который оказался неспособным монологичный авангард.
Художницу интересуют произведение не как ренессансное окно, не смотря на то, что образ «окна» в ее композициях постоянно присутствует, а произведение как система коммуникационных связей, как интеграл смыслов, как его контекст, раскрывающийся только через полноту визуального и нравственного интеллектуального опыта. В этом случае произведение несет в себе особую метрику и точку отсчета и вместе с тем, соблюдая всю свою субъективность, наполняется сверхличным началом.
В наглядности внутреннего плана фотографии просвечивает живая эволюция культуры и синхронно с ней – непосредственное переживание ее слоистых пространств самой Татьяной Данильянц. Оно хранит в себе способность вод Венеции сулить скорое возвращение, где каждый всплеск символизирует рождение и далее – путь, где дух и материя вступают в драматическую коллизию, но, в конечном счете, обретают покой под знаком единства и согласия.
Пластические символы в пространстве фотографии варьируются в своих воплощениях, открывая конкретную локальность, магическую предметность, ассоциируясь с равномерными рядами свайных конструкций, pali, потемневших от времени, составляющих незабываемую черту лагунного пейзажа, намечая фарватер Гранд канала. Они сохраняют устойчивую образность, иконологию надежды, удерживая своими опорами стремящиеся освободиться гондолы. Их направленные ориентиры, как неаполитанское пение гондольеров, наполняются гармоническими реалиями искусства, единственного из чудес, посещающее мир даже в наши скептические дни. В его смыслах зависает вопрошание, однажды прозвучавшее в рефлексии Жака Дерриды: к чему смиренно грустить о центре, разве нельзя согласиться с тем, что знак не соотносится с центром? В его мерцающих образах живет освобождение души, уже испытавшей полноту творческого существования и вступившей в пределы идеального.
Виталий ПАЦЮКОВ, арт-критик, куратор, ведущий сотрудник Государственного Центра Современного искусства (Москва)
