Продавцы улицы

Знакомые философы продавали горячий чай, кофе и сосиски, которыми тошнотворно пахло в благообразной округе. Летчик Виталик продавал деревянных попугаев и Буратино. Я продавала картинки. Для нас это был сознательный выбор — эмиграция. Другой работы поначалу не было.
Из подсознания приходили подсказки, что надо улыбаться клиенту, заговаривать с ним, хозяева учили нас искусству продавать на улице. Мы же старались не потерять чувство юмора и не уйти из творчества по мере сил. О прежних заслугах говорили только неудачники. Ничто не могло заставить относиться к капитализму серьезно, мы кое-как оплачивали квартиры, в которых целыми днями ждали кого кошка Марта, кого дети с перепуганными глазами, кого мужья, в которых разочаровались.
Продавцы улицы — вот была наша ровня в первую пятилетку эмиграции. Тут не встречалось какого-то особого отношения к русским. Югославы продавали сумки и зонтики, турки — шарфы и шапки. Выходцы с востока, в отличии от нас, торговлей не томились, дымили сигареткой в ожидании клиента, на все смотрели осоловело. Наши торопились жить, отбегали «по делам», западали с головой в книжку, отмечали дни рождения, разливая под прилавком, задушевно общались с друзьями в рабочее время. Зато с клиентами умели завести разговор, далеко уводящий от цели простой покупки сувенира, потом переписывались по интернету, мечтали об избавлении, несбыточных переездах в благополучную страну с целью замужества...
«Сколько ты в Праге?» — всегда важный вопрос. По ответу определялось, как в компьютерной игре, на каком ты уровне. Первый год — учишь английский, чтобы продавать, чехам вообще не нужен и не интересен в любой ученой степени. Второй — работа уже не приносит открытий, вторая зима, пережитая на улице с помощью фернета, ломает даже сильных. Третий — поиск перспективы, учишь чешский, работаешь по специальности после работы, переквалифицируешься на экскурсовода, журналиста, галериста. Четвертый — работа в офисе любой ценой, одеваешься от вьетнамцев, не брезгуешь просроченными консервами от добрых знакомых. Пятый — переходишь с купонов на «поушал», отмечаешь рождество по-русски, звонишь родителям раз в неделю. Основной жизненный ритм — продление, продлился — радость тяжеловеса, мгновение невесомости. Смрад горячего вина над Старомаком становится навсегда чужым праздником, в котором больше не принимаешь участия.
Помимо хлебного вопроса «Как продается?», бессистемно анализировался «Вопрос русского искусства в Чехии в последнее десятилетие», к невыгодному концу которого мы интеллигентно подоспели. После навязанного улицей общества циничных «живописцев крыш Праги», в которых превратились бывшие хорошие художники, а также некоторые бульдозеристы и лыжники с разрядом, умеющие подхватить знамя конъюнктуры, открылись и двери мастерских. Личностям удалось пройти сквозь строй прилавков, ритм продлений, наделать глупостей, помогая друзьям-художникам приехать по проторенному ими пути в Прагу, и продолжать творить, делать выставки и достойно продавать свое искусство. Вся богатая амплитуда заняла свою нишу, испытала на себе щедрое вознаграждение за дешевый и качественный товар, затем арт-рынок обрел общеевропейские черты: принты на улице для народа, искусство в галереях.
Трансформировать в фарс, где иррациональное только лучше дает возможность насладиться правдивыми деталями жизни — так возникла идея написать сценарий фильма или сна о русских в Праге. Название одушевил Карл Великий, как самый искомый персонаж штурманов с картой Праги. Эмигрантка Клара, у которой этот Карл украл все, внесла необходимый природе баланс и пронзительную грустную нотку, которой так отличается русский интеллект.