Ах, эта Астахова!
Фотографии: Сергей Секуров
Первое стихотворение девочка Ира написала в 9 лет. Сейчас ей 27 и на свои поэтические чтения она собирает публику не только в России, но и за границей. В мае она была в Праге.
Ирина Астахова — молодая поэтесса из Москвы. Её стихи стремительно набирают популярность у молодёжи, её творчество часто цитируют в социальных сетях. Ира добралась и до Европы: её концерт прошёл 30 мая в пражском клубе Lavka. Мне удалось поговорить с Ириной на вечере молодых поэтов в недавно открывшемся арт-центре Art & Fun об её впечатлениях от Праги и о творчестве и планах.
— Что тебе больше всего понравилось в Праге? Что запомнилось?
— Мне здесь очень понравилось! Я была в отеле только полтора часа, буквально немного отдохнула перед концертом — всё остальное время гуляла. Хотелось бы, чтобы был ещё один день, чтобы погулять по вашему городу. С погодой мне повезло, а ещё здесь очень красивая архитектура. Чем-то напомнило Львов с его готическими соборами, брусчаткой. Чувствуется, что город имеет свою особенную атмосферу.
— Рада, что тебе понравилось. Расскажи немного о себе. Когда ты начала писать? Насколько твои стихи автобиографичны?
— Я написала своё первое стихотворение в 9 лет. Кто-то пишет картины, кто-то сочиняет музыку... Для меня это разумный способ выхода моей внутренней энергии, а отчасти и способ разрешить свои личные проблемы: я пишу о чём-то стих — и, бывает, отпускаю после этого саму ситуацию. Или если я пишу стих, который мне очень нравится, то вообще могу забыть о своей проблеме. Это, можно сказать, мои дневники. Все стихи пишу на основе своего личного опыта.
— Многие твои стихотворения написаны от мужского лица — это твоё альтер эго?
— В какой-то мере да. Мне проще писать некоторые стихи об отношениях с позиции мужчины: что бы я могла чувствовать на его месте, как бы могла рассуждать. Некоторые мои такие стихи — они довольно грубо звучат, и с позиции женщины это бы выглядело немного пошло.
— А как ты себя, в таком случае, позиционируешь: как поэта или всё-таки как поэтессу?
— Я вообще не заморачиваюсь на этот счёт: это неважно, поэт я или поэтесса — пишу от этого ведь не лучше и не хуже. Хоть пусть меня лампочкой назовут — я от этого писать не перестану (смеётся). Хотя да, поэт — это звучит гордо!
— В одном из своих стихотворений ты пишешь: «Не таких хотят теперь женихи…». Не таких — это каких?
— Там, в стихотворении, в начале, строчка: «Так пошло, видно, с детских пор: даже горе всегда — вразмах!». Тут можно сказать — неистеричных.
— Ты вообще кажешься довольно спокойной, неэкзальтированной девушкой, как это часто бывает с творческими людьми…
— В детстве я любила привлечь к себе внимание. В школе постоянно устраивала на переменах какие-то шоу, чтобы все на меня смотрели.
— А ещё у тебя есть стихотворение о моральном падении нашего общества. Это как-то связано с твоей компанией, с твоим, возможно, прошлым окружением?
— Ты имеешь в виду, где я пишу «общество, от которого меня тошнит»? Это очень старое стихотворение, мне было 15 лет, когда я его написала. Это был переходный возраст. Хоть я и не могу сказать, что он прошёл у меня тяжело, но всё-таки тяжелее, чем остальные периоды жизни. Это ведь такой момент, когда ты отвергаешь общество, появляется внутренний протест. Тогда и родилось такое стихотворение. Я его, правда, очень редко сама читаю, потому что не хочется такое перечитывать снова, ворошить воспоминания.
— Как родители отнеслись к твоему творчеству? Поддерживают ли тебя родственники?
— Да, конечно. Огромное спасибо моим родителям за то, что постоянно развивали меня в детстве: я ходила в художественную школу, в музыкальную, в театральный кружок. Больше всего мне помогла, конечно же, музыкальная школа — своим влиянием на развитие ритмики. Сначала родители относились к моим стихам несерьёзно — до 19 лет многие пробуют себя в этом, думали, что это просто моё увлечение. Но потом, когда я уже стала выступать со стихами, — конечно, стали серьёзно относиться, папа постоянно спрашивает, как прошли мои выступления. Я им очень благодарна за такую поддержку.
— А родилась ты, насколько я знаю, в Польше. Расскажи немного о своей семье.
— Да, мы там жили, пока мне не исполнилось четыре года. Папа у меня поляк, мама — русская, встретились они в Польше, потом папе предложили работу в Москве, и мы переехали. Мама занимается страхованием, папа — недвижимостью, старшая сестра — юрист. Но у меня всё равно творческая семья: папа обожает музыку, пишет песни, мама пела в хоре, рисовала много.
— Глядя на твоё детство, можно сказать, что ты — человек искусства. Какие вообще направления в литературе, музыке, живописи ты любишь? Есть любимые авторы, художники?
— Конечно. Достоевского люблю, Довлатова, Оскара Уайльда. Раньше мне была близка Ахматова, сейчас же ближе Цветаева. Евтушенко люблю, Вознесенского, Бродского, Вертинского. Сейчас очень полюбила Тарковского — постоянно перечитываю. Современную поэзию я почти не читаю. Хочу, правда, отметить Дмитрия Быкова и его гражданскую лирику (имеется в виду проект Быкова «Гражданин Поэт»). А из живописи… Я, скорее, сама люблю писать картины.
— А Веру Полозкову не читаешь?
— Нет, не читаю. Мы как-то с ней выступали на одном концерте, и я слышала её стихи. Она очень хороший поэт, но мне её лирика не близка.
— Расскажи про своё первое масштабное выступление, какие были впечатления? Сколько людей на нём присутствовало?
— Для меня было очень масштабно, когда на мой первый концерт пришли 30 человек, причём друзей из них было человек пять. Это было уже в 23 года. Но до этого у меня в университете был конкурс, и там была тысяча человек. Но выступала тогда, конечно, не только я.
— Раз уж мы заговорили об университете… Как считаешь, образование помогает творчеству человека или же, наоборот, мешает?
— На самом деле не знаю, у каждого — по-разному: кому-то оно нужно, а кому-то — нет. Мне моё образование, возможно, даже немного помогло, так как оно творческое — художник по костюмам. Но литературное мне также было бы интересно получить. С другой стороны, боюсь, что если окончу такой вуз, то буду писать по правилам, по шаблонам, и это будет мешать моему творчеству.
— У тебя же два образования?
— Да, второе моё образование — дизайн в рекламе. Я даже работала по специальности — дизайнером в парфюмерной компании.
— Ирина, а если бы не поэзия, чем бы ты занималась?
— Не знаю. Я задавала себе уже этот вопрос. Может быть, я и дальше бы работала в парфюмерной компании, хотя вряд ли. Мне очень тяжело было уложиться в этот стандартный офисный график: приходишь в 9, а уйти надо в 18, хотя я к двум, например, уже успевала всё сделать, и сидишь вот так, глупо делая вид, что работаешь. Я всегда хотела свободы. Возможно, занималась бы моделированием одежды — я это тоже умею, хотя мне это и не так сильно нравится, как поэзия. Но, по крайней мере, мне бы не нужно было сидеть в офисе!
— Критика тебя мотивирует?
— Мне на самом деле трудно воспринимать критику. Я всегда на неё обижаюсь. Не люблю, когда меня критикуют. «Я знаю себя и свои недостатки, но все перемены даются с трудом!»
— Чем ещё занимаешься помимо поэзии?
— Недавно опять начала ходить на балет, в детстве им занималась. Пишу картины иногда. Когда мне не хочется писать стихи, я пишу картины. Пишу пастелью, гуашью, иногда — маслом. Мне предлагали выставляться в одной питерской галерее, но дело в том, что свои картины я не готова показывать широкой общественности — это личное.
***
из всего непростительного
самое непростительное
это:
— выдавать желаемое за действительное,
— дурака считать восхитительным,
— быть для всех положительным,
— слыть резким и мстительным,
— к пустому — чувствительным,
— в разлуке — стремительным,
— быть умному — учителем,
— стыдиться родителей,
— судить свысока.
наблюдать из глазка,
за тем, как чужая рука
бьёт силой всего кулака!
позволить родному «пока»
сказать тебе вслед на века.
и поэтому я осознанно говорю
всем, кого люблю (или не люблю),
что всего важней у меня внутри —
раздавать ключи от моей двери!
наблюдать, как гасятся фонари!
я тебе скажу: никогда не ври —
и апрелем сменятся январи.
***
взяв микрофон и сдерживая смех,
я вскрикнул, уподобившись мерзавцу:
— а эту женщину любил я меньше всех!
и указал на брошенную пальцем.
она стояла посреди толпы:
толпа смеялась, потирая руки!
я видел, как меняются черты
её лица от поглотившей скуки.
я наблюдал спокойный, добрый взгляд;
в её глазах блуждало безразличие
к безумцам, что кусают и шипят —
…я меньшился от этого величия.
ушла она под угасавший смех
больной толпы, а я стоял и мялся;
ведь эту женщину любил я больше всех.
но по сей день ей в этом не признался!