Танец — это жизнь…

— В каком стиле танца Вы работаете?

Н.Т.: Это стиль Натальи Табиа, то есть мой собственный. Он выработан на основе классики, фольклора, ливанских и египетских танцев.

— Давно Вы начали танцевать?

Н.Т.: Вообще, танцую с шести лет — мама отдала меня в хореографическую студию, где я была солисткой. А восточные танцы меня интересовали с детства, но профессионально танцую их последние восемь лет.

— Как поменялась Ваша жизнь с тех пор, как Вы начали заниматься восточными танцами?

Н.Т.: Жизнь, конечно, поменялась. Я люблю свою работу, с удовольствием ее делаю. Это доставляет мне огромную радость. Танец — это моя жизнь. Мой стиль жизни. Я без него просто не могу. Не представляю, если не буду танцевать два—три месяца. И, конечно же, меня сильно влечет восточная культура. У меня дома огромная коллекция восточной музыки. Я не просто ее слушаю, но знаю перевод песен, потому что когда танцуешь, надо обязательно знать смысл, о чем поется, чтобы не получилось нелепых ситуаций. Например, ты улыбаешься, а на самом деле в песне говорится, что твое сердце разрывается, «я не могу без тебя жить, ты меня бросил, я умираю». Нужно выразить танцем эту песню. Нужно передать драматургию сюжета. Ведь идеи песен различных стилей тоже различные. Турецкие песни отличаются от арабских.

— А танец? Отличается турецкий от арабского?

Н.Т.: Нет, они очень близкие, но у арабов танцовщица — это принцесса. Вот почему у них приняты танцы на столе. Танцовщица должна быть выше. А сами зрители становятся на колени, и в этот момент они влюблены в принцессу. Она богиня. А у турков танцовщица тоже богиня, но немножко в другом смысле. Она богиня-земля. Поэтому у них распространены партерные танцы (танцы на полу). Изначально у них танец являлся танцем беременной и рожающей женщины, которая принадлежит земле. Это уже потом, когда открылись первые клубы в Каире, хореографы изменили танец в тот вид, который мы видим сейчас. Есть такое мнение, что танцовщица во время танца испытывает что-то вроде эйфории. Когда танцуешь — чувствуешь любовь, и в этот момент «улетаешь».

— А Вы занимаетесь отдельно йогой, медитацией?

Н.Т.: Нет, я верующий человек, православная христианка. Даже несмотря на то, что мой муж был турок, я осталась православной и не собираюсь менять религию. Мне нравится восточная культура, но меняться в религиозном плане я не собираюсь.

— Кто ближе, по Вашему мнению, к восточным танцам? Русские или чехи?

Н.Т.: Конечно, русские. У нас же «очи черные, очи страстные»! Мы более чувственны в танце. Хотя бы наши цыгане! У нас есть внутренний пыл, у нас и энергия другая. Арабы это называют russian show. Мы, действительно, делаем шоу. Если посмотреть на арабских танцовщиц, то у них свое преимущество — у них есть природный арабизм.

— Что включает в себя термин «арабизм»?

Н.Т.: Это ощущение при исполнении восточных танцев. Я была на восточных тусовках. Люди собираются и ждут танец, который их будет «заводить». Хореография вообще никакая не нужна. Только импровизация, умения отдаться в танце. Они же люди горячие. Становятся на колени, они в этот момент влюблены. Хотя знают, что это игра, и я понимаю это. Нужно быть актером.

— Что для Вас все-таки ближе: импровизация или постановка?

Н.Т.: Постановка, конечно. Я вообще считаю, что хорошая постановка — это когда не видно хореографии. Смотря, правда, где танцевать. Если идти на тусовку к арабам, то там наоборот не нужна хореография. Там нужна внутренняя энергия. Когда это выступление на сцене, должна быть постановка. А то могут сказать: «Кто такая пришла? Зачем? Палкой какой-то машет» (восточный танец с тростью). Бывает, что смотришь на импровизацию очень хороших танцовщиц, и не нравится, смотрится однообразно.

— Как реагируют мужчины, когда узнают, что Вы танцовщица?

Н.Т.: Восхищаются. Но обычно восточным мужчинам на вопрос, чем я занимаюсь, я отвечаю, что хореограф. Потому что сначала должны узнать человека, чтобы не подумали, что я легкомысленная женщина. К любой немусульманке уже есть предосудительное отношение.